ЖЕНЩИНЫ НЕ ХОТЯТ БЫТЬ МНОЙ, МУЖЧИНЫ НЕ ХОТЯТ МЕНЯ

Никогда не покупайте книги по отзывам. Они всегда субъективны и не всегда написаны умными людьми. Если вы услышали что-то о книге, сходите в книжный (реальный или виртуальный), откройте ее на любой (но лучше - на первой) странице и прочитайте отрывок. Сколько бы положительных отзывов ни собрала, книга призвана, в первую очередь, радовать. Читать что-либо через силу, потому что - модно, нужно, важно, и далее подставляйте еще миллион причин, основанных на внешних факторах, это не самая лучшая мотивация. Если книга "ваша" - влюбитесь с первых страниц, если нет - оставьте, попробуйте вернуться через пару лет, возможно, ее время в вашей жизни не наступило. И здесь важно не обманывать себя. Странно бывает наблюдать, как взрослый человек боится признать, что почитывает сказки перед сном, и вместо этого во всеуслышание хвалит Канта или Бодрийяра, хотя не понял из прочитанного ни слова. 

Сегодня делюсь отличной, на мой вкус, книгой Сарей Уокер «Диетлэнд», которую прочла полностью, увидев где-то приведенные ниже кусочки:

На левом бицепсе у Марло была надпись: «Женщины не хотят быть мной, мужчины не хотят меня». 

– Это татуировка? Настоящая? 

– Конечно, – засмеялась Марло. 

– А что она означает? 

В промежутке между съемками четвертого и пятого сезона «Элли» Марло взяла долгий отпуск и отправилась в Италию. Агенты и родители давили на нее, чтобы она согласилась на роль в фильме, но Марло необходим был перерыв. Она была измучена долговременными съемками и славой, обрушившейся на нее из-за популярного сериала; она хотела провести лето вне камер. И одна. 

– В Лос-Анджелесе столько людей хотели оторвать от меня кусок. Мне нужно было хоть ненадолго сбежать оттуда. 

«Элли» не транслировался в Италии, так что Марло могла наслаждаться анонимностью настолько, насколько это было возможно для любой симпатичной юной девушки в Италии. Она убирала волосы под бейсболку или шапку и ходила в непривлекательной, мешковатой одежде. В самолете ее никто не узнал. Она гуляла по Риму и осматривала достопримечательности, как самая обычная туристка, и, главное, ела все, что хотела. Продюсеры заставляли Марло придерживаться строгой диеты, так что Италия стала для нее гигантским шведским, то есть итальянским, столом. 

Марло призналась, что анонимность, приправленная множеством вкусной еды, действовала на нее как наркотик. 

Я не знала, каково это – быть знаменитостью, но мысль о том, чтобы ходить по улицам, где никто не пялится на тебя, и есть все, чего душа пожелает, пьянила. Когда Марло рассказывала о каникулах в Италии, она, казалось, парила где-то в небесах, не спускаясь на землю; я словно тоже отправилась туда вместе с ней, практически чувствовала восхитительный аромат только что вынутой из печи пиццы. 

Однажды днем она шла по узким улочкам в Трастевере и делала фотографии, пока не набрела на парикмахерскую, заполненную старичками. Она заглянула в окно и захотела сделать снимок: стеклянные контейнеры с голубым барбицидом на полке, черные расчесочки в ряд, мужчины курят и читают газеты, а пес, утомленный жарой, уснул в дверях. 

– И тут я решила, прямо там и тогда, повинуясь мимолетному порыву, что хочу остричь себе волосы. Вот просто взять и отрезать. Я убрала фотоаппарат в сумку и вошла в парикмахерскую. Села в кресло, сняла фуражку. Мои волосы золотой волной опустились на плечи и спину. Я пыталась объяснить парикмахеру, чего я хочу, но тот ничего не понимал. Он, наверное, никогда в жизни не видел столько волос на одной голове. 

Тогда Марло рассказала, как демонстративно заплела волосы в косу, от макушки до самых кончиков, взяла с полки тяжелые ножницы и – Щелк! – коса осталась в руке. Ее описание этого эпизода походило на сцену из ужастика. 

Она сказала, мужчины в парикмахерской сгрудились вокруг нее, чтобы посмотреть, что она такое творит. Она свернула отрезанную косу в моток и положила в рюкзак, затем указала на смуглого подростка, подметавшего пол. Парикмахер понял, что она хочет стрижку, как у мальчика. Сказала, мужчины в недоумении следили за ножницами специалиста: как юная красавица позволяет делать с собой такое? 

– Я знала, что по контракту мне запрещено изменять внешность без разрешения Эн-би-си. Где-то глубоко внутри я знала, что намеренно подрываю карьеру, но тогда я еще этого не осознавала. Следующим утром я встала с кровати и поняла, что мне больше не нужно вымывать и высушивать эту гриву, долго и нудно расчесываться, – я теперь могла просто вскочить с постели и пойти заниматься делами, которые мне интересны. У меня было обычное лицо, похороненное под всеми этими локонами, миловидное, но с более резкими, грубыми чертами, чего я никогда не замечала. Я почти не узнавала себя. 

Марло покинула Рим, чтобы попутешествовать по городам Тосканы и Умбрии. Пока она гуляла по рынку под открытым небом в Сан-Джиминьяно, какой-то американский турист узнал ее и сфотографировал. Щелчок открывающегося и закрывающегося затвора прозвучал для Марло как гром небесный. От страха она уронила в пыль гроздь винограда, которую предлагал ей торговец, и понеслась к отелю по средневековым улочкам. В номере она плотно задернула все шторы и только тогда смогла отдышаться. До конца дня она оставалась в полутемной комнате. 

В конце девяностых, когда интернет еще не правил миром, новости разносились куда медленнее – прошло две недели, прежде чем фотография появилась в средствах массовой информации. «Национальный обозреватель» напечатал снимок на первой полосе под заголовком: «О ЧЕМ ОНА ТОЛЬКО ДУМАЛА?» На фото Марло стояла на рынке в Сан-Джиминьяно с виноградом в руке, короткими волосами и тяжелее на десять килограммов. Entertaiment Tonight и New York Daily раздули из трансформации Марло целую трагедию. Продюсеры «Элли» созвали срочную встречу в Лос-Анджелесе, но сама Марло узнала о происходящем, только когда позвонила матери из телефона-автомата, чтобы просто сказать привет. «Ты что натворила?!» – наорала в трубку мать вместо приветствия, нарушая полуденную тишину Кортоны. Птицы на Пьяцца-делла-Репубблика испугались и взмыли в воздух. 

Марло понимала, что дома ей придется отвечать за последствия. В последний день в Риме она вернулась в любимую базилику близ Пантеона, базилику Святой Марии над Минервой. Она пробыла там с час, мысленно готовя себя  к тому, что ожидает ее дома. Перед тем как выйти, она достала косу из рюкзака. Там была статуя, у подножия которой люди оставляли цветы и горящие свечи. Марло положила косу между огоньков молитв и надежд путешественников и ушла, оставляя часть себя. 

На следующий день Марло поджидали в аэропорту Лос-Анджелеса толпы папарацци. Студия отправила двух телохранителей ее встретить и предоставила черную машину с тонированными стеклами. Фотографии Марло с короткими волосами пестрели теперь на обложках всех звездных журналов; Барбара Уолтерс упомянула об этом в выпуске вечерних новостей «20/20»; ведущий ночного ток-шоу высмеял девушку, подняв фотографию на всеобщее обозрение и спросив у зрителей: «Кто эта жирная лесбиянка, сожравшая Марло Баханан?» 

– Вся страна считала меня уродиной. Мне было так ужасно на душе, так кошмарно! Сама удивляюсь, что не повесилась, – выдохнула Марло. – Ты, наверное, слишком молода, чтобы помнить. Когда мои знакомые в Лос-Анджелесе увидели меня, у них всех разом дыханье сперло. Моя семья отказалась разговаривать со мной. А знаешь, что выдала агентша? «Моих близнецов зачислили в Колумбийский университет! Ты, мать твою, хоть понимаешь, сколько стоит Колумбийский?!»